Лев Васильев: Моя жизнь удалась
Лев Борисович Васильев - одна из самых ярких личностей Татарстана и страны. Бывший фронтовик 12 лет стоял у руля КамАЗа. За этот период с нуля построил автогигант, создал уникальный кадровый потенциал завода, привлекая в Набережные Челны лучших специалистов со всей страны.
Домой, в Москву, вернулся Героем Социалистического Труда, с орденом Ленина и Золотой звездой «Серп и молот». Лев Борисович был генеральным директором и завода «Москвич» - участвовал в создании первых его автомобилей. Возглавлял министерство машиностроения для легкой и пищевой промышленности и бытовых приборов СССР.
Работавшие с ним коллеги отмечают его жёсткий стиль руководства и феноменальную память, требовательность к себе и окружающим, знание всех тонкостей автопроизводства и исключительную работоспособность.
О любви к автомобилям, великой стройке в Татарии, участии в войне и ярких детских воспоминаниях - в нашем интервью со Львом Борисовичем, отметившим в этом году свое 96-летие.
Любовь к автомобилям
- Лев Борисович, вся ваша жизнь связана с автомобилями. Когда родилась любовь к ним?
- В раннем детстве. По существу, автомобилистом стал еще сидя на горшке. Мой отец был шофером. Тогда импортные автомобили приходили в небольшом количестве. И, как правило, к ним прилагались технические данные. Тормозная система, рулевое управление, двигатель, питание бензиновое… - все это я в себя впитывал с малых лет. А с десяти лет посещал автомобильную секцию в Доме пионеров.
- Чему там научились?
- Руководил секцией очень умный человек, он нам рассказывал все, что делается в мире. Мы изучали американские журналы, посвященные автомобильной технике. Например, вычитали информацию о скутере, который сейчас называют мотороллером. Мы собрали его, сделали на хвостовых баллонах самолета «У-2». Ездили на скутере по Большевистскому переулку, выходившему к Дому пионеров, и люди удивлялись нашей машине. Мы же пацаны – нам 10-11 лет, а мы уже за рулем. Еще ездили на мотоциклах «Звезда». Также у нас были небольшие одноцилиндровые автомобильчики, без стартера, не помню какой завод их делал. Они были двухместные.
Занимаясь в секции, мне даже доверили проехать по Красной площади. Когда кончилась Финская война, на главной площади страны организовали театрализованное представление, посвященное этому событию. Участвовали военные с автоматами и винтовками. А нас, двух парней, поставили к Лобному месту, имитировав наши машины с фанерными корпусами под броневики. Мы должны были проехать мимо Кремля. Когда поступила команда выезжать, у второго парня заглох двигатель. Я был вынужден ехать один. Проехал мимо трибуны Мавзолея, спустился на набережную. Интересно было.
- Чем кроме машин вы еще интересовались в детстве?
- Летом родители снимали комнату с террасой на станции «Белые столбы». Прекрасное место, правда, близко от железной дороги. Вставал в пять утра, с удочкой шел на речку. Сидишь на берегу, солнце только встает, от воды поднимается пар. Такая благодать. Пескари, плотвичка попадаются. Я такой довольный приносил их домой.
- Где вы начали свой трудовой путь?
- В начале войны отец нас с матерью отправил на ее родину - в Ульяновск. Мой дядя работал там инструктором ЦК, курировал речной флот. Меня, 16-летнего, взяли на автобазу флота грузчиком. Представьте: зима, Волга, 40 градусов мороза, с двух сторон открытое поле, ветер. Мы выбивали бревна из замороженного плота, чтобы как-то обеспечить население дровами. Бревно достаешь, а оно не пилится - дерево просочилось водой и превратилось в лед. Водители без бутылки водки не приезжали, и не потому, что хотели выпить, а просто надо было согреться.
До войны по совету отца я учился в техникуме на автомеханическом факультете. Поэтому вскоре мне предложили работать на автобазе речного флота шофером, не зная, что мне всего 16. Прав еще не было. Пошел получать. Мне говорят: «Давай паспорт». «Ребята, я паспорт дома забыл, но номер записан на бумаге», - схитрил я. Приняли за чистую монету. Так я и получил права на два года раньше разрешенного возраста. Сначала работал на полуторке, потом меня перевели на легковую машину.
В 1941 году даже успел поработать на тракторе и комбайне в Тульской области в совхозе «Архангельский» на уборке урожая. Больше некому было – всех забрали в армию. Это был птицесовхоз, за трудодни нам выдали по шесть индюшек и корзину яиц.
«От верной смерти меня разделяли два сантиметра…»
- В каком году вы попали на фронт?
- В армию меня призвали в феврале 1943 года. Направили в общевойсковое училище на Филях. Там пробыл месяцев шесть. Затем, в связи со сложной обстановкой на фронте, добровольцев, в том числе и меня, отправили в Тульскую область. Туда из Грузии перебросили Телавское пехотное училище. Пробыл там месяц. Кормили плохо, в оцинкованных мисках плавало 4-5 каких-то зерна. А через дорогу росло поле лука. Мы надерем его и - в эту миску. И, вы знаете, с луком так здорово было! Оттуда летом перебросили в запасной полк в Ижевск. Месяца через полтора нас собрали на площади. Выступил бригадный командир. «Дети мои…, - обратился он к нам. - Мы надеемся на вас. Дай вам бог здоровья, удачи. Мы вас направляем на Южный фронт». Нас загрузили в товарные вагоны, выдали котелок и сухой паек - концентрат сухой гречневой каши, 5 кусков сахара. Поехали.
Под Ворошиловградом поезд остановили. Нас встретил командир, посадил на пригорке. А над нами летят снаряды и где-то вдали разрываются, их видно даже! Немец молотил как положено.
- Получается, что на войне вы расстались с машинами?
- Куда же я без них? Когда нас построили в шеренгу, я привлек внимание командира своим высоким ростом. Узнав, что я шофер, он направил меня водителем «Виллиса» к начальнику оперативного отдела. Но водил не долго, месяца полтора. Командира серьезно ранило и мне дали в руки автомат, винтовку, две гранаты противотанковые. Из-за пыли по колено, с автоматами нам было тяжело, мы их откладывали и брали трехлинейку. Она надежнее. Однажды наблюдали в окопах, как вернулся первый эшелон с боя. У одних ребят руки побитые, у других лица изранены. Картина тяжелая. А наш эшелон второй. Значит, скоро нас туда отправят.
На помощь к нам пришел штрафной батальон. Там ребята отчаянные воевали, им уже все равно было, где и кто их расстреляет. Как-то мы залегли в трехсот метрах от немецкого окопа. Вдруг один наш парень приподнялся на колено, чтобы выстрелить. Не успел прицелиться – все, готов. «Буду лежать целиться», - решил я. Когда стемнело, смотрю, выполз один немец на бруствер (прим.: земляная насыпь), играет на губной гармошке. Я хорошо прицелился, затвор перевел, выстрелил. Он заорал: «О, Мари, о Мари!»
- Как вы получили ранение?
- Когда от нашей роты осталось 20 человек, нас отозвали на переформирование. Мы вчетвером шли через деревню, которую молотили - бревна летели во все стороны. И один снаряд угодил с левой стороны от нас, всех уложило. От верной смерти меня разделяли два сантиметра. Я получил ранения, с которыми не выживают. Осколок вошел в одном сантиметре от позвоночника, выбив четыре ребра, не задев печень и легкое. Пробило череп.
Из рассечённого предплечья кровь бьет фонтаном. Хорошо, что был в сознании – ремнем затянул руку. Бежавших мимо лейтенантов я попросил меня пристрелить, чувствовал, что не жилец. Они этого не сделали, но забрали все документы и отправили по адресу матери, написав, что меня увезли на грузовике.
Слава богу, ранило у дороги. Из проезжавшей «ЗИС-5» выскочил майор. Осмотрев всех, он понял, что кроме меня в живых нет никого. Забросив в кузов, меня привезли в полевой госпиталь. Там работали серьезные люди, но очень молодые. Девчатам по 19-20 лет. Удивительно, с каким знанием дела они работали.
- Долго восстанавливались?
- Через неделю на пароходе меня с другими ранеными отправили по Волге в госпиталь города Энгельс. Под него переоборудовали школу. Увидев мой рентген, врачи удивленно спросили: «В вас попала пуля от противотанкового ружья?» Один осколок до сих пор в моей голове.
Операцию мне делала двухметровая немка, которая брала раненых на руки и клала на операционный стол, собранный из четырех школьных парт. Работая уже на «КамАЗе», я съездил в эту школу.
Лечился там долго. Моя «кока», раньше мы так называли крестных, прислала мне 50 рублей! Я просил ребят покупать мне морковь и арбузы. Ах, какая была морковь! До сих пор вспоминаю.
Когда мне стало лучше, на санитарном поезде меня отправили в Москву. Забравшись кое-как в забитый вагон, я нашел свободное место только на полу, напротив комнаты проводника. Лег, стоять не было сил. Народ тогда другой был, порядочнее. Мне уступила свое место молодая женщина со словами «Милый, что же ты тут делаешь?».
В Москве я продолжил лечение в Бауманской больнице, переоборудованной в госпиталь. Там меня окончательно поставили на ноги, после лечения дали шесть месяцев отпуска. Но я не стал так долго дома сидеть, устроился в речной флот водителем.
От приемщика автомобилей до директора завода
- На какой машине вы работали на речном флоте?
- На автомобиле «ЗИС-101». Мы не успевали на них свечи менять, плохие были машины. Потом перевелся работать в Госснаб СССР на новых «Победах». Несколько раз в конце рабочего дня отвозил домой начальника приема автомобилей. Очень порядочный мужик, еврей. И он мне как-то говорит: «Ты почему за рулем сидишь? Не хочешь на завод пойти работать?» Оставил мне свой номер телефона: «Как надумаешь, позвони». И я решился. Он меня направил на «КИМ» - завод «Коммунистический интернационал молодежи», потом его переименовали в «АЗЛК» - «Автомобильный завод имени Ленинского комсомола», впоследствии получил название «Москвич».
Пришел туда в 22 года. Меня взяли инженером, инспектором по приемке готовых автомобилей. Поработав немножко, стал вносить кой-какие предложения. Они доходили до начальника. Был интересный случай. Я обратил внимание, когда едешь на автомобиле, дорога начинает плыть - волна на стекле. Я предложил обязать завод «Гусь Хрустальный» полировать стекла. Так и сделали. Вопрос был снят.
После этого я стал старшим инженером по приемке - уже наблюдал за тем, как выполняется технология на различных переделах производства автомобилей. Потом меня назначили начальником цеха «КОК» (контрольно-отделочный корпус), где осуществлялась подготовка к сдаче в сбыт готовых автомобилей.
- А как же учеба?
- Однажды, еще работая на персональной машине, я задремал. Проснулся от чужого взгляда, лето было - окно открыто. Открываю глаза, какой-то пожилой мужичок стоит. «Ну что ты спишь? Я бы на твоем месте ни один институт кончил. Ты же ничего не делаешь. Занимайся иди», - сказал он мне. Запала мысль. Думаю, серьезный мужик.
И я поступил в школу рабочей молодежи. Окончил ее с медалью, работая на заводе. А медаль – открытые ворота в институт, без экзаменов. Я выбрал Московский автомеханический институт. Работал и учился.
- Как выдержали? Не было желания бросить учебу?
- Тяжеловато было, что говорить. Потом в институте раскусили, кто я. Я уже работал начальником сначала второго цеха, потом третьего, где меня назначили начальником сборки автомобилей. Мы собирали 700 автомобилей в сутки. К нам приходили со второго этажа кузова в обойке, их ставили на конвейер и «дособирали». У меня возникли замечания, которые дошли до директора. Он меня вызвал и отдал второй этаж тоже. А на второй этаж приходили кузова с третьего, где их окрашивали. У меня и к ним появились замечания – то оспины, то непрокрас. Начальник снова узнал: «Слушай, забирай и третий этаж». Так я стал начальником всех трех этажей завода.
В 1963 году наш директор Виктор Николаевич Поляков ушел на другую должность, а меня поставили директором.
- Сколько вам было лет?
- 38 лет. На заводе я проработал 16 лет, прошел путь от рядового приемщика автомобилей до директора завода. Успел за это время окончить школу и институт.
- Как получилось, что вы являетесь родоначальником Ижевского завода?
- Это интересная история. Как-то, когда я работал уже директором, мне звонит министр обороны Дмитрий Федорович Устинов: «Не смог бы ты мне прислать ваш автомобиль? Хочу попробовать, что это такое». На машине я к нему отправил сотрудника-испытателя Володю.
«Москвич» министру понравился: «Машина хорошая, я доволен. Но только глушитель низко висит, цепляется все время за что-то». Оказалось, машину испытывали на танкодроме. Грязи было до крыши! Какой там глушитель?
Устинов мне сказал, что в Ижевске пустует хороший кирпичный корпус, предложил мне организовать там сборку наших автомобилей. Мои ребята за две недели соорудили сборочный конвейер, который установили в Ижевске. Мы поставляли туда автомобили в разобранном виде, как в Болгарию. Так в Ижевске появились наши автомобили.
- Машины были нарасхват?
- Конечно. Мы делали 100 тысяч машин в год, из них 65% экспортировали в Швецию, Францию, Италию, Норвегию, Финляндию.
Однажды, я еще работал тогда заместителем директора по производству, на завод приехал американец с желанием купить пять тысяч автомобилей. У нас там были кое-какие изъяны с покраской, поэтому мы решили красить машины не электростатикой, а обычным путем – пульверизатором. Сначала мы сделали ему 500 автомобилей. Затем остальные. Забрал их все в Америку!
Мы и в Финляндию много машин поставляли. У нас там был отличный сервисный пункт. Как директор я частенько туда ездил. Как-то приехал президент страны Кекконен с женой. Очень приятный человек. Проехавшись за рулем автомобиля по территории сервиса, он протянул мне руку: «Хороший, я его забираю». Оставив сотрудника разбираться с документами, так на нем и уехал.
В Москве нарасхват были машины. Когда развивался Ижевский завод, авиационный завод города начал делать новые двигатели. Их потом поставляли и в столицу. Так родился автомобиль «Москвич-412». Помню, как на нем поехал на Ленинградский завод резинотехники по срочному вопросу. Вернуться нужно было в тот же день. А это 700 километров! Я говорю водителю: «Юра, жми!» Мы шли со скоростью 130-140 километров. Подъезжаем к одному мосту, там написано: «Ограничение 40 километров». Юра вопросительно смотрит на меня. «Ну ты сбрось 40», - ответил я. Нас в Москве остановили и говорят: «Сукины дети, что вы делаете? С одного поста на другой не успевают позвонить, с такой скоростью вы едете!».
«От КамАЗа» я отбивался»
- В каком году вы ушли в министерство автомобильной промышленности?
- В 1968 году министр автомобильной промышленности СССР Александр Михайлович Тарасов пригласил меня к себе замом, поручил дела внешней торговли. Это связано с тем, что 60% собранных автомобилей мы поставляли за рубеж. Но зарубежные страны требовали грузовые автомобили, а их мало было в стране, самим не хватало.
- Поэтому приняли решение создать «КамАЗ»?
- Да, в правительстве решили создать завод большегрузных автомобилей. Место определялось. Министр предложил мне заниматься строительством. Я отказался, объяснив, что не готов уехать из Москвы, где все мои родственники. Меня несколько раз вызывали в Центральный комитет партии. Я отбивался. Но не смог отказать заведующему отделом машиностроения в ЦК Василию Семеновичу Фролову. Я его очень уважал, приятный человек. Часто бывал на заводе, когда я работал директором.
Он приехал и лично попросил меня возглавить строительство. Не прошло и двух дней, вышло постановление, подписанное Председателем Совета Министров СССР Алексеем Николаевичем Косыгиным о моем назначении генеральным директором по строительству завода «КамАЗ».
И началась борьба за место строительства. Много было желающих, очень Красноярск напирал. Тут я должен сказать большое спасибо Фикряту Ахмеджановичу Табееву. Он проявил незаурядные способности и напор, был у Брежнева и договорился с ним, что завод будут строить в городе Набережные Челны. Это я считаю началом строительства.
14 августа 1969 года первыми лицами государства было подписано Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР № 674 о месте строительства комплекса заводов по производству дизельных грузовых автомобилей большой грузоподъёмности – «в районе г. Набережные Челны». 7 сентября он получит имя – «КАМАЗ».
- Какое впечатление на вас произвел Фикрят Табеев при первой встрече?
- После назначения я полетел в Казань, где первый раз и встретился с Табеевым. Когда ждал его, представлял, что сейчас гора войдет, а вошел пацан какой-то. Я был немного удивлен. Через два дня на самолете «У-2» улетел в Набережные Челны.
- Вы тогда впервые увидели место под строительство завода? Как оно выглядело?
- Поле чистое, кибитка какая-то стоит. Вышка, на ней мешок, определяющий направление ветра. Все! Больше ничего нет. Встретился с местными городскими властями. Беляев Раис Киямович (прим.: первый секретарь Набережночелнинского горкома партии) - хороший парень, простой, симпатичный. Меня определили в небольшом жилом районе, в квартире-распашонке. Так я начал свою деятельность.
- А как разрабатывался проект завода? На месте?
- В Москве, куда я вернулся вскоре. До начала строительства было много работы по проектам с институтом «Гипроавтопром», с ведущими предприятиями страны.
Собирались мы на территории Таганского парка, где арендовали площадь. Я в этом деле понимал меньше, а вот Никита Алексеевич Бацаев хорошо разбирался, у него был опыт в этом вопросе. Его назначили заместителем генерального директора «КамАЗа» – руководителем аппарата Московской дирекции.
Однажды министр приехал к нам в субботу, посидели, поговорили. Если мне память не изменяет, по рюмочке выпили. Ему вдруг что-то не понравилось в разговоре. «Я завтра в ЦК скажу, чтобы всех убрали», - пригрозил он нам. Так он в воскресенье приехал (а мы часто работали по выходным), подошел ко мне, по плечу похлопал: «Вчера была ошибка. Выкинь все из головы. Продолжайте работать, нет вопросов». Честный, деревенский, простой мужик был.
- С чего начали строить завод?
- По сути, у нас не было ничего: ни технологий, ни проектов, ни конструкции — строительство завода, действительно, началось с нуля. Наверное, это единственная в мире практика: конструируя автомобиль, под него делали технологии и всё остальное.
Как делать автомобили, не имея инструмента? Мы же понимали, что такое количество инструментов купить можно, но это гигантские деньги. Поэтому надо было в первую очередь создать инструментальное производство. Сначала все было не просто, но потом к нам приехал с металлургического завода Юрий Гаврилович Кузнецов, который возглавил производство. К нам приезжало много иностранцев, все удивлялись тому, что мы создали.
Завод, конечно, был красавец. Чистота идеальная. Была термоконстантная комната, в ней делалось самое высокоточное оборудование, производство которого не позволяло колебания температуры. Станки по производству сверл – загляденье. Причем сверла обрабатывались бором, так достигалась высокая стойкость. Были станки по изготовлению шеверов - инструментов для обработки зубчатых колес. Оборудование создали высочайшего уровня.
- Посещали ли вы зарубежные автомобильные заводы, чтобы набраться опыта?
- Конечно. Мы с министром Александром Михайловичем Тарасовым, были во Франции, в Западной Германии смотрели завод «Мерседес», в Америке – завод по производству самосвалов. Понравился немецкий автомобиль – хороший грузовик, 14 тонн. Но за конструкцию заломили цену 14 миллионов. В самолете, на обратной дороге, Александр Михайлович говорит: «Лев, давай мы своими силами сделаем. ЗИЛ сконструирует грузовик, а двигатель сделает Ярославский моторный завод». Так и сделали. Конструировал автомобильный конструктор Анатолий Кригер.
На завод двигателей мы поехали с Игнатием Трофимовичем Новиковым (прим.: Председатель Государственного комитета СССР по делам строительства) и министром Александром Михайловичем Тарасовым. Конструктор Георгий Чернышев придумал какой-то необычный двигатель: у него 3 тысячи 600 оборотов – таких двигателей дизельных не бывает. Ведь чем меньше оборотов, тем лучше дизельный двигатель, улучшается износостойкость, повышается мощность. Ему посоветовали подумать еще. В итоге Чернышов сделал неплохой четырехцилиндровый двигатель, диаметр - 140, оборотов - 2 тысячи 600. Он много и хорошо работал.
Но мы все равно не смогли сделать весь набор оборудования. Приходилось покупать, поэтому затраты были огромные.
В итоге хорошая машина получилась. Причем единственная в Афганской войне работала в этом высокогорье. Единственная!
Однажды, сравнительно недавно, попал в больницу. Познакомился там с больным - дальнобойщиком. «На какой машине работаешь?» - «На КамАЗе» - «Это я сделал ее. Ну и как она?» - «Хорошая, я доволен. Некоторые жалуются на двигатель. Но он же рассчитан на 15 тонн, технические условия такие, а мы-то грузим 22!».
- Когда был произведен первый автомобиль?
- Первый грузовик сошёл с конвейера через 6,5 лет после решения о создании комплекса - 16 августа 1976 года. Уолтер Мондейл, вице-президент США, побывав в Челнах, мне сказал: «Строительство такого предприятия не под силу никому в Соединённых Штатах или Западной Европе». Пять первых автомобилей мы отправили в Москву к Кремлевской стене прямиком к очередному съезду коммунистической партии. Посмотреть на них собралось много людей. На 26-м съезде Фикрят Ахмеджанович Табеев доложил, что взятые на себя обязательства камазовцы выполнили, завод действует, доказательством служат новые машины, самостоятельно прибывшие в столицу.
Коллектив мобилизовали на дальнейшую работу. За период моего пребывания в роли генерального директора сошло где-то порядка 200 тысяч грузовых автомобилей. А если посчитать с «Москвичом», то за моими плечами - полтора миллиона автомобилей.
Из воспоминаний первого секретаря Татарского обкома КППСС Ф.А. Табеева (1928-2015): «Лев Борисович Васильев – выдающийся инженер-организатор, создатель самого крупного машиностроительного предприятия СССР. Это такая фигура, равных которой я сегодня просто не вижу. Но работать с ним было не просто, как непросто делать общее дело со всяким большим, неординарным человеком. Говорят, что в искусстве первых мест нет. Так можно сказать и о строительстве КамАЗа, собравшему когорту талантливейших, уникальных личностей. Но, тем не менее, Васильев все-таки первый, первый генеральный директор, и таким он вошел в историю».
- Каким был город Набережные Челны, когда вы приехали?
- Там было 30 тысяч населения, хорошие домики. Татары в этом деле молодцы, у них палисадники, цветы, всё аккуратно. Табеевым было установлено, чтобы не было никаких халабуд, шалашей, сразу строился современный благоустроенный город. Когда к нам прислали московских ребят на строительство, завода еще не было, и их, а это 15 тысяч людей, мы направили на строительство жилья. Дома стали быстро воздвигаться. К нам молодежь посыпалась со всего Союза. Одни ехали, чтобы получить жилье и работу. Другие, более грамотные и технически образованные, хотели посмотреть новую технику, участвовать в ее становлении и налаживании.
Начали строить не только жилье, но и всю инфраструктуру – поликлиники, больницы, детские сады. Построили теплицу на трех гектарах, выращивали помидоры и огурцы. Я их в Москву привозил, здесь были дорогие, а там гроши стоили.
- А какая у вас была зарплата?
- Должность гендиректора завода я совмещал с постом замминистра автомобильной промышленности СССР. Поэтому мне полагались министерские 550 руб. Зарплата просто директора составляла 330 руб. А хороший слесарь-инструментальщик, делавший пресс-формы для литья деталей, получал 300, сборщик на главном конвейере – 120-150 рублей.
Мы даже сумели с супругой кое-какую мебель там купить и привезти в Москву.
- Сколько лет вы уже вместе с Инной Вениаминовной?
- Первый раз я женился в 18 лет, у нас родился сын. Но взаимоотношения с супругой не сложились. А когда начал работать в министерстве, познакомился с Инной Вениаминовной, она готовила материал о строительстве «КамАЗа» для программы «Время». Трудилась в редакции радио и телевидения Научно-исследовательского института Автопрома, который аккумулировал информацию обо всей автомобильной отрасли страны. Из прекрасной семьи.
Потом мы снова встретились в Набережных Челнах. Работа нас свела. Общение стало теплее. Туда приезжал ее отец, он занимался транспортом, имел отношение к энергетике. Он, видимо, походил, поговорил с кем-то, прощупал меня. Уезжая, соединил наши руки. В декабре 1972 года мы зарегистрировали брак. Вот уже 49 лет вместе. Ей приходится трудно, конечно. У заводского мужика свой почерк и диалекты.
- Знаю, что вы любите анекдоты.
- Анекдот всегда нужен. Он вдохновляет и направляет на путь истинный.
- У вас три ордена «Трудового Красного Знамени». За какие успехи они вручались?
- Первый я получил за миллионный автомобиль на «малолитражке». Второй орден - за строительство Дворца съездов. Я был начальником прессового цеха на АЗЛК. Наш завод обязали делать алюминиевые конструкции в виде оконных переплетов и дверей для Дворца съездов. Мне привозили алюминиевые элементы, которые мы возили на авиационный завод, где их анодировали под черный цвет, серебро или золото. А потом собирали. Там у меня был человек, которому выделили строительную избушку на колесах, он командовал этими делами. Я тоже частенько приезжал, смотрел, что происходит.
Ну а третий – это к 60-летию.
- Кем было принято решение о вашем отъезде из Набережных Челнов?
- К концу 1981 года мы уже освоили первую очередь и подготовили вторую. Я обратился к министру Полякову с просьбой: «Виктор Николаевич, я отбарабанил 12 лет от звонка до звонка. Не знал, где день, а где ночь. Надо бы, чтобы кто-то другой попробовал поработать на моем месте. Если у нового человека не получится, я вернусь». Через некоторое время приехал начальник технического управления министерства Василий Фаустов, его определили новым генеральным директором завода. Я вернулся в Москву, на малолитражку.
- Как вас встретили на заводе «Москвич»?
- Я как в родной дом вернулся. По существу, как для специалиста – это моя родина. Меня представили коллективу, в зале собралось много людей. Встретили меня на ура. Я там проработал еще полтора года.
Должность генерального директора автомобильного завода им. Ленинского комсомола Л.Б. Васильев совмещал с постом заместителя министра автомобильной промышленности. С 1983 года - заместитель председателя Госплана СССР по машиностроению, с 1984 - министр машиностроения для лёгкой и пищевой промышленности и бытовых приборов СССР, с 1988, также в статусе министра СССР, - заместитель председателя Государственной комиссии Совета Министров СССР по военно-промышленным вопросам. С июня 1990 года является персональным пенсионером союзного значения.
- Лев Борисович, как вы оцениваете свою жизнь с высоты прожитых лет?
- Моя жизнь удалась. Я успел сесть в последний вагон социализма. Конечно, я счастливый человек. Я доволен. Пусть кто-нибудь другой попробует пройти такую школу. Очень благодарен родителям. Жалко, что отец умер рано. Он видел меня за рулем «Опеля», который по репарации поступал из Германии. На этой машине я приехал к нему в больницу. Но отец не успел узнать, что его сын стал директором завода. Жаль. Ну, что сделаешь…
- В беседе вы часто вспоминали свое детство, родителей. Какие ваши самые яркие детские впечатления?
- Выходишь летом в чистое поле, а там цветы - васильки, ромашки, незабудки. Рядом лес. Входишь - тишина, птички поют, брусника, малина, грибы белые. Я набираю корзину грибов, приношу матери, она варит суп или жарит. Хожу на пруд в километре от дома. Я один, иду с бидончиком и на удочку ловлю карасей. Мама их жарит. Еще хожу за яблоками в деревню Лобаново. Там большой сад: анисовые, грушовка, антоновка. Старичку-сторожу даешь рубль и набираешь корзину яблок, каких хочешь. Идешь обратно, трава по пояс…
А в траве земляника. Ее так много, что не надо сидеть, надо лежать и только переползать, собирая ее в банку. А дома съедаешь с молоком.
Рядом с речкой растет поле колхозной моркови. Две-три морковки выдернешь, промоешь в речке, поднимешь к солнцу – они светятся! Боже мой, какая красота!
Дина Аляутдинова,
пресс-секретарь Полпредства РТ в РФ